Ольга Бугославская

Сергей Буртяк. Кот

Убедить себя взяться за чтение романа Сергея Буртяка “Кот” непросто. Во-первых, автор неизвестен. По крайней мере был — на момент выхода книги в свет. Во-вторых, напечатанное в начале крупным шрифтом предупреждение о том, что роман не рекомендуется женщинам и детям, заставляет подозревать, что данное произведение предназначено для любителей анекдотов про поручика Ржевского или мужских откровений. Есть еще и в-третьих. Первые страницы посвящены печальному событию в жизни главного героя: его увольнению с работы. В связи с этим автор раздражающе долго перебирает языковые средства, подходящие для описания такого случая, колеблясь между “он потерял работу” и “его уволили”. Здесь важно не сойти с дистанции и преодолеть указанные барьеры, положившись на авторитет издательства “Вагриус”. Уже с середины первой главы роман читается с удовольствием, а все опасения начинают рассеиваться.

Для лучшего проникновения в авторский замысел хорошо заглянуть на заднюю сторону обложки. Там содержится краткая биография писателя, которая иллюстрирует тезис о том, что “чаще всего люди хотят одного, а получают совершенно другое”. Собственно роман в развитие темы повествует о молодом человеке, сумевшем преодолеть эту печальную закономерность. Достичь желаемого ему помогает загадочное существо, ближайшим литературным родственником которого является Кот в сапогах. Действие разворачивается в сказочном пространстве, где молодой человек — одаренный программист Егор, младший, третий сын в семье, получающий в наследство Кота. Кот в романе чрезвычайно многофункционален. Он одновременно и волшебный помощник, и брат-близнец героя, и его второе Я, и компьютерный вирус, и домашний кот по имени Шарль или Шура (“в честь великого русского поэта”), и заявленный автор романа. Егор по природе застенчив и нерешителен, его прямая противоположность Кот — деятелен и харизматичен. В одно и то же время эта пара представляет собой маркиза де Карабаса и Кота в сапогах, с одной стороны, и модифицированный вариант Джекила и Хайда — с другой. “Желаемое”, к которому стремится главный герой, — это Принцесса-Саша (вероятно, в честь того же поэта), дочка нефтяного олигарха. Соответственно, ее отец выступает аналогом короля и для пущей наглядности носит фамилию Королев. Средоточие зла олицетворяет вероломный друг олигарха Соловей. Все, как того и требует жанр сказки, до наивности прозрачно. Конечно, основной принцип, на котором строится роман, мягко говоря, не отличается новизной. Его для своих целей использовал еще Аркадий Велюров в “Покровских воротах”: “Эту песенку, не скрою, посвятил особой теме. В ней классических героев переброшу в наше время”. За период постмодернизма этот прием утратил былую новаторскую смелость, чтобы не сказать — был истрепан донельзя. Идея же описать похождения Кота в сапогах, используя постмодернистский инструментарий, лежит на поверхности. Сейчас кажется странным, что ею никто не воспользовался раньше. Оригинальность романа “Кот” состоит не в прорыве в область неизведанного, а в новом, достаточно смелом и ловко скроенном соединении уже известных ингредиентов, выхваченных из самых разных контекстов.

Поскольку основу “Кота” составляют популярные литературные сказки, то по ходу дела актуализируется масса волшебных и полуволшебных мотивов. Подобраны они с юмором, переплетены, надо отдать должное автору, мастерски. Так, например, отец Егора, гениальный изобретатель, в числе прочего изготавливает приборы “вроде чудесного горшочка”, способного выведывать “кулинарные секреты соседей”. Встречаются герои в клубе “Мальчик-с-пальчик”. Лондонский аэропорт носит имя Льюиса Кэрролла. Хозяев гостиницы в английской столице зовут братья Твидл. Множество ассоциаций и аллюзий рождает образ Кота. Самые поверхностные из них обращены к Гофману, Булгакову и, конечно, к Пушкину. Александр Сергеевич помогает также при освещении темы судьбы, в связи с которой эксплуатируется “Пиковая дама” и ее несчастный Германн. В общем котле варятся пародия на Дон Кихота, реминисценции из Андерсена, упоминание Шервудского леса и мушкетеров короля. Такое наполнение подсвечивает роман изнутри, растворяет в нем тепло домашнего уюта и заставляет погрузиться в ностальгию тех, у кого было счастливое детство.

Однако детям, как и было рекомендовано, показывать роман действительно не следует, дабы не травмировать их натуралистичными сценами насилия и подробностями интимной жизни отдельных персонажей. Все это у Буртяка легко соседствует с невинными сказками. Дозы “чернухи” и эротики не очень и велики, но концентрированны. Как будто напоказ. Натыкаясь на них, невольно представляешь интенцию автора: “Вот сейчас я вам задам жару. Мало не покажется”.

От сказки рукой подать до масскульта. Фантастика представлена разнообразной мишурой вроде коммуникаторов, ви-фонов, вертолетов-уборщиков. Эти детали, кстати, сбивают хронологию. Если ви-фоны — примета неопределенного будущего, то получается, что Королев карьеру олигарха начал слишком поздно и никак не мог поспеть к разделу рынка нефти.

В жанре action выполнены сцены заключительной схватки с разбойником Соловьем. При эффектном падении с Тауэрского моста герои успешно реализовали принцип “You jump, I jump”, озвученный Леонардо ди Каприо. В целом же рассказ об обретении нерешительным и зажатым персонажем способности к действию и борьбе отдает, к сожалению, голливудскими “You can do it! You can get it”. Хотя, нельзя не признать, что “Кот” Буртяка значительно тоньше и деликатнее американских stories оn self-made men.

Подают свои голоса в романе и отечественные бестселлеры. Когда оказывается, что Принцесса слушает Стравинского, играет на фортепьяно, лепит, рисует, читает европейских классиков в оригинале и вообще изо всех сил воплощает интеллигентский идеал, вспоминается Эраст Фандорин. Уникальный дар видеть сквозь землю и обнаруживать неразведанные месторождения, позволивший олигарху процвести на ниве нефтедобычи, явно корреспондируется с внутривидением, которым наделен герой романа Людмилы Улицкой “Казус Кукоцкого”. И конечно, там, где речь заходит о виртуальных мирах, иллюзиях и галлюцинациях, грех не вспомнить культовый “Generation П”.

“Оркестр народных инструментов” представлен современным фольклором. Известный по городскому романсу сюжет о бедном парне, по глупости связавшемся с блатными и на этой почве сгубившем свою жизнь, развивается здесь как история жизни Мельника — отца Егора.

А вот жизненный путь Королева находится в русле одного из новейших мифов российской истории, в соответствии с которым олигарх — это ничем не выдающийся в прошлом человек, как бы даже избыточно неприметный, сумевший воспользоваться смутным временем и возвыситься над всеми из ничего. У Буртяка нефтяной олигарх вышел из геологов-разведчиков, каким-то образом набрал кредитов на Западе и понастроил нефтяных вышек, попутно “рассовав взятки кому следовало”.

Герои, иногда меняя роли, кочуют из сказки в боевик, из боевика в сентиментальную повесть, лирика перемежается с реалистической жесткостью, реальность соседствует с компьютерной игрой, стили ультрасовременные — с ретро. Как ни странно, диссонанса здесь не возникает. Полярные во всех отношениях элементы создают рисунок яркий (так и тянет написать “как сама жизнь”), как лоскутное одеяло, но не противоречивый.

Вместе с тем роман Буртяка имеет недостаток, свойственный подавляющему большинству произведений, построенных на архетипических сюжетах и предполагающих прочтение на нескольких уровнях. Часто многослойность оборачивается тем, что первый и самый открытый из уровней грешит нестыковками и сомнительными допущениями. Оправданы они могут быть только существованием уровней следующих. В романе “Кот” повествование во многих местах теряет органичность. Это вроде бы можно списать на неизбежные издержки при игре в сказку. Но правила игры не мешают автору сделать живым, а не сугубо условным, к примеру, главного героя, оставляя его при этом в жестких рамках амплуа. Связанное с Егором не требует дополнительных оправданий, оговорок и ссылок на подтекст. Его проявления по-человечески понятны. И переживания по поводу потери работы, и привязанность к домашнему зверьку, и обреченные попытки сблизиться с братьями, и влюбленность. Все просто, искренне и, повторю еще раз, органично. Удачны в этом смысле многие персонажи романа. Но вот в качестве короля возникает нефтяной олигарх — и сразу появляется привкус клюквы. С образом олигарха у нас вообще, говоря словами Жванецкого, “не идет пока”. Один разухабистый молодец с биографией Березовского из фильма Павла Лунгина чего стоит. Вот и у Буртяка олигарх Королев, пожалуй, “самое слабое звено”. Он как-то незадачлив, уязвим и нуждается в руководстве и подсказках. Делать все вынужден сам. Нахамить ему можно совершенно безнаказанно. И с информацией в его заведении дела обстоят неважно, и телохранители у него нерасторопные. Попутно еще автор предпринимает неловкие попытки как-то смягчить бытующее в народе негативное отношение к олигархам: Королев, мол, хороший отец. Кроме того, представление о геологе-разведчике, рассовавшем взятки и понаставившем нефтяные вышки, само по себе несколько диковатое. Чтобы оправдать явные противоречия здравому смыслу, приходится постоянно помнить о том, что олигарх здесь — только соответствие короля или функция в компьютерной игре. Но тогда возникает другая проблема: со сказочной условностью постоянно входят в противоречие разнообразные реалии, в частности лукойловские, на которые автор усердно намекает.

Архаический реликт на фоне вифонов и коммуникаторов являет собой приблатненный злодей Соловей, творящий все преступления исключительно собственными руками. Китч китчем, Голливуд Голливудом, былины былинами, но не должен близкий знакомец олигарха сам карабкаться по мосту за своей жертвой.

Аляповатыми представляются также и отдельные сюжетные ходы. К числу таковых относится сцена, где главный герой оказывается загнан бандитами в Москву-реку. Она перекликается с эпизодом из сказки Перро, но вне этой связи производит впечатление искусственной вставки. Невнятны истории, связанные с рождением главных героев — Егора и Принцессы-Саши. Эти рассказы “упараллелены” между собой, и получилось так, что жертвой синхронности оказалась содержательная сторона.

Перечисленные элементы выполнены несколько грубовато и сразу обнажают искусственную природу произведения. Но, как ни странно, получившийся в результате химической реакции большого числа элементов сентиментально-натуралистично-игрушечный роман скорее хорош, чем плох. Можно лишний раз о сложности жизни и простых ценностях поразмыслить. По идеалу погрустить. А если вы все это уже много раз делали, то сможете просто полюбоваться на пеструю картинку, на которой нарисованы хорошо знакомые и милые лица. Жаль только, что перед олигархами “искусство по-прежнему в большом долгу”.

Ольга Бугославская