Михаил Горелик
Дани и король
«Отцы и дети» (Израиль)
Обложка очередного (тридцать пятого) номера журнала «Отцы
и дети» украшена картой Израиля, на которую наложена карта XVI века: мир изображен
в виде трилистника (Европа, Азия, Африка) с Иерусалимом посередине.
Издаваемый Институтом изучения иудаизма в СНГ семейный (для взрослых и детей)
журнал «Отцы и дети» продолжает тематическую серию — удачная находка редакции.
Предшествующие выпуски были посвящены еврейской литературе, еврейской семье,
еврейскому юмору, еврейским общинам и еврейской музыке. Коллаж обложки задает
новую тему: «Святая земля».
Создатели журнала решают сложную культурологическую, или, если угодно, филологическую,
проблему. Это относится ко всем выпускам, но в особенности (в силу тематической
специфики) к последнему. Дело в том, что русская интеллигенция, к которой
по своему генезису относится большинство читателей журнала, и еврейская религиозная
традиция говорят на разных языках. Можно сменить систему ценностей, изменить
свой взгляд на мир — изменить язык культуры куда сложней. «Отцы и дети» выстраивают
мосты между двумя мирами, переводят язык одной культуры на язык другой, вводят
в русский культурный оборот тексты, сюжеты и образы, которые, имея исключительную
важность для национально-религиозной еврейской самоидентификации, представляют
также безотносительную культурную ценность.
Центральная статья номера Зои Копельман «Святость Земли Израиля» — очень характерный
пример опоры на широкий спектр классических текстов в сочетании с нигде открыто
не декларируемой, но неявно присутствующей теплотой и экзистенциальной вовлеченностью.
Не мешающей ей, однако, в следующем за статьей интервью с раввином Адином
Штейнзальцем (скорей уж в диалоге, где она выступает как равноправный партнер),
поставить бескомпромиссный и остро провоцирующий вопрос: не похоже ли восхищение
святостью Земли Израиля на восхищение платьем известного короля?
Поразительная интеллектуальная честность. Раввин вовсе не шокирован такой
постановкой вопроса, он не спешит опровергнуть ужасное предположение и начинает
ответ с парадоксального релятивистского пассажа: «Что такое красивая женщина?
Одному нравится одна, другому ее противоположность».
Очень характерно и для Штейнзальца, и для журнала — обсуждать серьезные и
важные мировоззренческие вопросы без каменной серьезности.
Среди авторов номера Мартин Бубер с относительно малоизвестной в России статьей
о рабби Нахмане из Брацлава (1772–1810), точнее, о его понимании святости
Страны Израиля («Во всей еврейской литературе никто не прославлял Страну так
разнообразно и с такой силой»). Единый блок составляет с ней статья Адина
Штейнзальца о рабби Нахмане — основателе одного из движений хасидизма, мистике
и остро оригинальном писателе. Кстати сказать, книга его «Необыкновенных историй»
с комментариями Адина Штейнзальца вышла недавно на русском языке.
Религиозный разговор с детьми — особая проблема. Как перевести сложные, культурно
и исторически насыщенные сюжеты на язык детского восприятия, не сбившись на
религиозное морализаторство, дидактику и сентиментальность? Как добиться того,
чтобы необходимое упрощение не искажало смысл, а текст был наполнен воздухом
игры и веселья, без которых не существует хорошей детской литературы? Мир
ребенка прост и ярок. В нем нет полутонов и смешения красок. Фальшь выявляется
в нем немедленно. Решение этой проблемы не изобилует удачами. «Отцы и дети»
— одно из приятных исключений. В адресованном детям разделе масса интересного:
успешно адаптированные сюжеты Библии, мидрашей, Талмуда, хасидских рассказов.
Украшение номера — рассказ израильской писательницы Мирьям Ялан-Штекелис «Врата
Эрец-Исраэль» (то есть Земли, или Страны Израиля). Действие происходит после
Второй мировой войны в подмандатной еще Палестине, когда она была закрыта
для спасшихся от нацизма европейских евреев; нелегальных эмигрантов направляли
в концентрационные лагеря. В этом историческом контексте разворачивается действие
рассказа, отчасти напоминающего образным строем «Короля Матиуша Первого».
Третьеклассник Дани во время зимнего дождя вдруг остро чувствует, как плохо
людям за колючей проволокой. И он отправляется во дворец к Верховному Комиссару
Палестины — надо же все ему объяснить. И объясняет настолько толково, что
Верховный Комиссар велит подать аэроплан, и они летят в Лондон к королю: ведь
именно король велел держать врата Страны Израиля на запоре. Король сначала
упирается, а потом соглашается и дает Дани тысячу аэропланов, Дани сажает
в каждый сто человек и везет их на историческую родину. Понятно, я опускаю
массу приключений.
Очень хорошо, — скажете вы, более того, забавно, но при чем тут религия? Все
дело в том, что прения с королем наложены на сюжет исхода из Египта и текстуально
к нему апеллируют. На призывы «отпустить народ мой» сердце короля только ожесточается.
«Тогда я подошел к нему близко-близко и прошептал ему на ухо: «Тора, книга
Исход... Помните? То-то же!». Король страшно побледнел. На самом деле я это
так сказал, чтобы попугать его, потому что сегодня уже нет чудес и ничего
подобного... И все-таки сердце его снова ожесточилось, и он не внял мне».
Насчет отсутствия чудес сегодня Дани малость ошибся: тут же в качестве казни
египетской загорелся дворец. «И тогда я спас короля, и королеву, и двух королевских
дочек. И Верховного Комиссара я тоже спас. Ничего, мне нетрудно».
Тут-то благодарный и раскаявшийся король и дал Дани тысячу аэропланов. Все-таки
он был английский король, а не фараон египетский.
Маленькая деталь: Дани рыжий, его дразнят, он очень от этого страдает. И вот,
когда все прилетели и Верховный Комиссар отпер большим ключом ворота Страны
Израиля, и народ вошел, Дани увидел свой класс с учителем. «Они кричали «Добро
пожаловать!» и «Ура!», и никто не обзывал меня рыжим».
Тайная пружина подвигов мальчика. Когда б вы знали, из какого сора!
